Нет, Орел был совершенно уверен, что ему сюда. Он быстро дернул головой — и выщипнул у жертвы кусочек плоти.
— Ааа! — завопил прикованный. — Глупая птица! Когда ты наконец перестанешь изводить меня?! Мало мне Змея?
Орел, не обращая внимания на давно ставшие привычными вопли, деловито терзал печень Локи.
— Neverrrmorrre! — каркнул Ворон.
— Ну, это старо, этим никого уже не напугаешь. Ты придумай что-нибудь новенькое, действительно страшное.
— Forrreverrr!!!
— Летит, — удовлетворенно хмыкнул наблюдатель. Солдаты, уже четыре часа изнывавшие от жары и безделья, оживились.
— Расчехлить щиты! — скомандовал Архимед. Матерчатые чехлы были тут же сдернуты с надраенных до зеркального блеска щитов.
— Готовсь! По нарушителю границы… цельсь! Огонь!
И сотня солнечных лучей, отраженных щитами, сошлась в высоте на маленькой крылатой фигурке Икара.
Жили-были старик со старухой
У самого синего моря.
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года… (с)
— Слушай, старая, чего я тебе расскажу!
— Нну?
— Представляешь, ловлю я сегодня рыбу…
— И много поймал? Где она?
— Да понимаешь… Забросил я невод, а он вышел с одною тиной…
— То есть нет рыбы?
— Нет, одна была. Только, представляешь, золотая!
— Золотая?
— Ну да. И говорит человеческим голосом…
— А ну дыхни!
— Да не пил я! Ты слушай. Человеческим, говорю, голосом: «Отпусти, мол, меня в море, старче…»
— И ты отпустил?
— Ну да…
— То есть нет сегодня рыбы?
— Ну… нет.
— И это всё, что ты мне хотел сказать?
— Ну… да.
— Ах ты сволочь. Ты хоть помнишь, какой день сегодня?
— Нет. А какой?
— Сегодня ровно тридцать лет и три года, как мы с тобой вместе живем! А ты мне даже цветочков не принес!
И старуха, широко размахнувшись, расколола корыто о голову старика.
— Плыви себе, рыбка, ничего мне от тебя не надо, — добродушно сказал старик.
— Так-таки и ничего? — не поверила рыбка.
— Да вроде… а хотя погоди! — старик суетливо зашарил по карманам. — Где-то у меня список был…
— Ну, наловил рыбы? — спросила старуха.
— Ага! — гордо заявил старик и протянул сегодняшний улов — дюжину уклеек.
— А в магазине был?
— Был.
— Все купил?
— Всё.
— И постное масло?
— И масло, и капусту, и батон по шестнадцать. И тебе вот еще, новое корыто.
— А это зачем?
— Ну, наше-то совсем раскололось.
Старуха быстро произвела в уме рассчет.
— А где деньги на корыто взял?
— А я это… десятку на улице нашел, представляешь?
Старуха произвела новый рассчет.
— Тогда где сдача?
— А сдачу — пропил, — нагло заявил старик, не отводя взгляда.
— У-у, глаза бы на тебя не смотрели!
Старуха погрозила кулаком и ушла на кухню.
Старик только улыбнулся в ответ. Его приятно согревала мысль о лежащей в кармане нетронутой трешке, выданной утром на покупки.
Хотел написать сегодня длинный пост, но почти всё забыл:(
Помнится только, что речь там шла об «Одиссее» — не Хитроумном, а о произведении Гомера.
Вот спорят, Гомер ее написал или кто-то другой. А я хотел сообщить, что никакой Одиссеи вообще никогда не было написано! И Гомера тоже не было. Всё это выдумка.
Из провинции отправился в метрополию какой-нибудь патриций, вернулся, весь из себя довольный. А жена к нему, конечно, с расспросами: где был, что делал? И куда деньги дел?
Ну не скажет же он ей, что на ипподроме проиграл! Или на гетер потратил.
Где был, где был… в театре! Что показывали? Ну этого, как его… Гомес или Гамет… не помню. О чем пьеса? Да ничего особенного, переложение легенды об Одиссее. Нет, ну как я могу напеть, что ты! У меня и слуха нету. Если хочешь, сходи к Таисии, она театралка, великого Гомеса должна знать.
Таисия, естественно, ни о каком Гомесе в жизни не слыхала, но признаваться в этом ей совсем не хочется. Поэтому, когда на вечеринке ее попросили пересказать новую модную пьесу великого драматурга, она отделалась общими фразами и сдержанной похвалой.
Через некоторое время уже куча народа обсуждала достоинства Одиссеи, сыпя цитатами и ссылаясь на авторитеты. Никто, разумеется, лично ее не видел, но наслышаны все. И с нетерпением ждут, когда модная вещь доберется до их провинции.
Ходят слухи, что вскоре в город должен приехать с этой постановкой разъездной столичный театр. А пока в народе ходят вольные переложения канонического текста, не всегда пристойные.
Театр приезжает. До театралов доходили какие-то слухи о какой-то пьесе какого-то Гомера. В репертуаре у них такого нет, но спрос рождает предложение, а этим провинциальным остолопам можно продать любую чушь, проглотят не поморщившись. За две ночи силами коллектива составляется сырой вариант пьесы, по-быстрому обкатывается и дается одно-единственное представление. После которого театр быстро сваливает из города, пока надувательство не раскрылось.
Пьеса прошла на ура по всем провинциям. Ее цитируют повсюду. Ее ставят в столице.
Автора? Автора на сцену никак нельзя. Почему?.. Ну, понимаете, он не может прийти. Он… да, представляете, он слепой. Именно так. И вообще уже умер.
Семь городов спорят за право называться родиной Гомера. Еще в четырех находится его могила.
Откуда-то всплывает текст Иллиады. Поговаривают, что Гомер написал еще какие-то вещи, но они, увы, утеряны.
И т. д.